Author Archive: Александр Рухлов

Бумажная свобода

Шестьдесят человек в ОУ «ООО» в рамках освоения механизмов демократического правосознания пишут петицию за шестьюдесятью подписями. Соль челобитной: в тарелках слипается каша, пачкая знамёна прав и свобод, а равно и честное имя названного ОУ.

Не читал сего пастернака, однако позволю себе заметить коллегам: свобода пока ещё, слава Богу, НЕ измеряется количеством подписей под бумагами. Такие бумаги как раз и свидетельствуют о правосознании незрелом, инфантильном. Вместо самостоятельного поиска решения проблемы в цивилизованном диалоге, вместо конструктивного предложения конкретных решений люди избирают путь философических писем в адрес начальства, которому, ясное дело, виднее. Склочные старушки в многоквартирных домах тоже пишут многокилометровые кляузы на шумных соседей. Бывает, даже Президенту пишут. А как же. «У них там каждый год, 31 декабря — пьянка какая-то!» — говорила, например, одна такая «героиня» родом из давнего КВН.

Да не столь, кажется, и масштабна проблема, чтобы воображать себя возмущённой интеллигенцией и подписывать подобные исторические документы. Подписываясь под словами «невкусный ужин» или «каша с комочками» все как один шестьдесят человек становятся похожи на несчастных малышей, которые плачут в детсадовской столовой — просто потому, что ещё не доросли до общепита. Жаль только, что вместо деток — молодые здоровенные люди обоего пола. Упали на столовский пол и бьются в истерике: «Лапша — длинная, а я хочу — короткую!» Герой того сюжета, как мы помним, кончил неважно.

А то ещё были другие сюжеты и петиции. «Весь советский народ как один человек требует…» Тоже ведь — писали и подписывались.

Или ещё — сюжет. Приехав в Санкт-Петербург, не бегите тут же смотреть Зимний дворец или делать селфи на фоне Петропавловской крепости. Подите на Пискарёвское кладбище. Там лежат те, кому не хватило когда-то клейстера с обоев, кто не смог в промёрзшей на феврале квартире прожевать истощёнными дёснами вываренный кожаный ремешок. А на Васильевском острове, на Петроградской стороне, на Обводном канале живут те, кому по счастливой воле случая хватило — те, кто помнит, кто знает цену хлеба.

Я не против этих, шестидесяти пишущих. Они неплохие ребята, наверное. И пишут, я думаю, неплохо. Но мне кажется, что они ошиблись. Не о том пишут. Если будем столь истово уповать на канцелярскую бумагу, то мы рискуем с вами, друзья мои, неважно кончить. Из канцелярской бумаги, по словам Франца Кафки, сделаны оковы измученного человечества. Не надо бы так сходу в кандалы, в семнадцать-то лет. Успеется ещё. Да и то — не дай Бог. Я не хочу верить, чтобы в погоне за демократией мы скатились однажды в сутяжничество и крохоборство, по англо-саксонскому, американскому образцу (см. эссе Татьяны Толстой «Засужу, замучаю, как Пол Пот — Кампучию», там много поучительных примеров). Не хочу верить в победу эгоизма и потребительства над человеческой душой. Не хочу верить в бумажную свободу.

Свобода делается не из бумаги, а из поступков, смелых решений, умных действий, широкого кругозора, расширения границ и рамок, юмора, жизнелюбия, щедрости и широты душевной.

В широкую душу и силу душевную верится мне почему-то. В нескудеющую руку дающего. Только вот не надо бить дающего по рукам или демонстративно плевать в тарелку, которую добрые руки ставят перед тобой на стол. Не плюй в колодец, как говорится.

Приятного всем аппетита!

Утро

Гравюра

Этот город в октябрьских снегах –
Чёрно-белые грани Дюре́ра.
Ночь не спал – да и вся недолга́:
Принял небо и зиму на веру.

Скинул шапку, не кланялся сну
И колени клонил принародно,
Чёрно-белую горечь тянул
Да шатался по бабам холодным.

Будто вынесли в сени святых
На распятие граду и миру,
Он всю ночь пировал, в лоскуты
Потроша пуховик и перину.

А теперь, не ропща на судьбу
И готовясь растаять по новой,
Город в раннем осеннем снегу
Спит Есениным белоголовым.

Дремлет город в остывших слезах,
Будто было-то всё – понарошку.
Успокоить лишь пальцы нельзя –
В чёрно-белых бемолях скользят,
В чёрно-белых диезах скользят,
«Жигулёнка» сминая в гармошку.

К вопросу о толерантности

С приобретением смартфона не забываю о традиционных ценностях. Мой старый друг и боевой товарищ по-прежнему со мной. Кнопочный «Philips» продолжает радовать надёжным запасом батареи, цыганской песней звонка и глубоким пониманием генезиса мировых религий.
Если, например, начинаешь писать в сообщении слово «крещёный», то первым делом телефон предлагает: «иуды». Последовательно, от времён Ветхого Завета. Да и сам он такой — ветхозаветный, чуть не допотопный. Будто пророк Исайя.
В начале было Слово…
Может, буква «т» в сочетании «т9» как раз и происходит от слова «толерантность»?..
А может, от слова «традиционный»?
Мне второе больше по душе.
Крещёный я человек и малотолерантный.

Никогда — внимательно и по буквам: Н И К О Г Д А ! — не говорите никому — тот же
принцип: Н И К О М У ! — не говорите о том, что у вас на сердце. О ком думаете, кто снится по ночам,чьими письмами сердце радуется.
Говорите это тем людям, которые снятся, пишут. Так лучше. И теплее, когда на двоих.
А если всем подряд — всё уйдёт. Как вот осеннюю грязь на подошвах растаскивать по всей квартире, не снимая сапогов
Пусть волнения души будут тихими.
Как осенний дождь в лесу.
Здравствуй, осень!
Здравствуй, осенний ветер!

Взаимность

Граф не любит Голиафа,
Как и графа — Голиаф.

Загрузка...
X