В бане я вчера был.
Пошёл вечером, в первый пар.
А только пара-то шибко и не бывало. И веник не заварил. Не вышло с веником. Не был он готов к этому. И баня была — тёплой, не жаркой. Как тёплый хлеб, как тёплый дом. И звуков — много-много звуков.
Говорила со мною баня, будто бабушка напевала что-то, переставляя с места на место чугунки, орудуя ухватом у русской печки. Стукали чугунки чёрными, гулкими, жирными доньями о клеёнки, о табуретки, о половики да лавки, а за печкой — сверчок шуршит, а у иконы, у Николы закопчёного — свечка чадит. Шептала баня-бабушка заговОры. Древнюю песню пела — позабытую, корни пустившую у кособокой избы, у завалинки.

Шипит тихонько, льёт сквозь камушки вода по каменке, будто дальняя светлая речка.
Льётся водица, в землю уходит сквозь пазы в полу — в темень замшелую, к дёрну сырому да корням.
Стены сосновые дышат, вздыхают осиновые дощечки, веник берёзовый сухими составами гремит-шелестит, будто кто светлый песок босыми ногами пересыпает.
Вечер за окнами ходит. Звёзды в пригоршню собирает, как семечки. Сядет на крылечко — станет сказки сказывать.

Вот вернусь домой, да пойду в баню вечером.
Стану разговоры слушать да к заговОрам прислушиваться.
А там и осень придёт.
Сказки сказывать.