Сегодня — день рождения любимого поэта. Гения — Губанова.
Пишу — и сильнее деревья шумят за окном от ветра. Потому что, наверно, он здесь. Стихи рассеялись в народе, как сам же предрёк — в стихах. Или вот, ещё лучше:

В России мои стихи не умерли,
а поднялись над горизонтом, словно скифский курган…

Будто эхом — ветры шумят теперь в далёком провинциальном городке на разломе Европы и Азии. Сам Губанов здесь никогда не был. Или был? Или есть?
Самое главное, что стихи не умерли. Открываешь наугад книгу, а там — живая грусть и живое слово, восторженное и тревожное.

Когда на душе словно в келье, сожжённой
свечами столетий,
уже не помогут ни милые жёны,
ни рабские дети.
Уже не помогут ни звонкие струны,
ни светлые даты.
Уже не для Бога и золоторунная
рукопись Данте.
И счастье не в счастье, и горе не в горе,
и яда не слаще,
и мы зарифмованы насмерть — прибоем
тоски настоящей.
Ах, сердце, диктуй мне: желанье любое —
насущно, как воздух.
Душа — это небо моё голубое,
Где спрятаны — звёзды!..
И та красота, что стояла за мною
в молитве упрямо,
смотри, осыпается вечной золою
в могильную яму.
А та гениальность, как свет от лампады,
прозрачно-невинна —
её забросали камнями из ада,
И солнца не видно.

Когда на душе, словно в келье, сожжённой
свечами столетий,
уже не помогут ни нежные жёны,
ни гордые дети,
ни светлые лица икон, ни треножник.
и это на свете,
где был я как птица,
где был я как дождик,
где был я как ветер!..
1982

Много и писать не надо — поэт сам всё сказал.
И особенно, до дрожи читаются сегодня слова, сказанные им в день своего тридцатисемилетия — тридцать пять лет назад, за несколько месяцев до смерти в роковые для русского поэта 37 лет.

Сердце мое стучит, как гренадер – каблуками,
что к императору взбегает на второй этаж.
Нервы рвутся, как драгоценные ткани,
а как мне перевязать кровью истекающий карандаш?
Это не выдумка – валуна-увальня.
Это кроит черепа мой глагол-улан.
В России мои стихи не умерли,
а поднялись над горизонтом, словно скифский курган.
Столетия промяты, как диваны.
Пыль летит через лбы покойниц.
Заглавия торжественны, как кардиналы,
и та же пудра у всех моих любовниц.
Я не трону трона, не обогну храма,
зайду помолиться в тиши Господу.
И дождь не нальет мне больше ни грамма,
потому что я бел как мел и печален, как госпиталь.
19-20 июля 1983

Скоро дождь пойдёт — всем нам нальёт. Заупокойную — за поэта, заздравную — за стихи, которые, несмотря ни на что, живы.

Дождь проливные слёзы льёт
из-за меня, из-за меня.
И, как судьба меня ни гнёт,
ей крылья белого коня
не обкорнать, не замочить.
Моя душа не обнищает,
ведь руки, словно две свечи,
лицо Пегаса освещают.

20 июля 1983

*В качестве иллюстрации к записи — автопортрет Леонида Губанова из книги «И пригласил слова на пир…», изданной в 2012 году издательством «Вита Нова». Книга — великий памятник поэту Губанову от его супруги Ирины.